Essaie de comprendre, toi qui n’as jamais pédalé sur un vélo d’occase à travers une zone industrielle, mi-décembre, en route pour le Smic-horaire et la joie. Imagine-toi mercenaire pour le compte de Kelly Service, intérimaire sans ticket restaurant. Représente-toi douze kilomètres de faux plat au petit matin, tes jambes osseuses, ton cœur de rocker qui s’emballe et le souvenir encore trop proche d’un verre à moutarde rempli de whisky William Peel, reconnu saveur de l’année par un panel de punks à chien. Essaie de comprendre, toi qui n’as jamais déraillé à huit heures moins le quart en plein Schiltigheim, sordide périphérie strasbourgeoise, par moins dix degrés. Fais un effort d’imagination toi qui n’as oublié tes gants nulle part. Tu maudis ton putain de pif au bord de la nécrose. Tu maudis les sauts de chaîne et les nids-de-poule et toute l’Alsace. Tu maudis ta mère qui n’a pas su faire de toi un homme. Tu maudis les camions de livraison qui te frôlent et ne ralentiront même pas si d’aventure ils t’accrochent.

Попробуй понять, ты, ни разу в жизни не крутивший педали подержанного велосипеда по промышленной зоне в середине декабря в пути за своей мизерной почасовой зарплатой и счастьем. Представь себя сотрудником, что с подачи кадрового агенства «Келли Сервисез» занимает временную должность и не получает талонов на обед. Вообрази двенадцатикилометровый путь в гору ни свет ни заря, свои костлявые ноги, бешено колотящееся сердце рокера и ещё свежее воспоминание о стакане виски «Уильям Пил», единодушно признанного вкусом года уличной шпаной. Попробуй понять, ты, у которого никогда не слетала цепь без четверти восемь утра и в минус десять градусов в Шильтигхейне, грязной и мерзкой окраине Страсбурга. Напряги свое воображение, ты, никогда и нигде не забывавший свои перчатки. Ты проклинаешь свой грёбаный нос, который вот-вот атрофируется. Проклинаешь проскакивающую цепь, выбоины на дороге, да и что уж там, весь Эльзас. Проклинаешь свою мать, которая не знала, как вырастить из тебя мужчину. Проклинаешь грузовики, которые и не подумают притормозить, если случайно тебя собьют.

J’élabore une représentation mentale susceptible de me délivrer de la tentation de poser pied à terre, me coucher en chien de fusil sur le bitume et me laisser recouvrir par la neige devant le bâtiment en préfabriqué d’un organisme de gestion du Crédit Mutuel. Alors merde à tout ça. Je conduis une Buick Century 1957 rouge et blanche. La carrosserie est tellement chromée qu’on a envie de mordre dans une portière... La capote est relevée. La température extérieure se situe légèrement au-dessus des normales saisonnières. Il y a un gros chien sur la banquette arrière, un labrador golden retriever magnifique assis comme un homme, et qui me sourit. Il raconte qu’il était chien d’aveugle mais qu’il a tout plaqué pour tenter sa chance dans la vente en ligne de T-shirt fantaisie. On écoute la radio, de la country locale entrecoupée par la voix du speaker, rauque, hyper-lente. Le tableau de bord de la Buick me fait penser au vieux radio-réveil de mes parents. Nous traversons le Nouveau-Mexique. À mes côtés, cette bonne vieille Lucy Liu est en train de s’étaler de la crème hydratante. Elle porte un bikini blanc et une chemise en flanelle qui vole autour d’elle. La route est droite. J’ai donc tout le loisir de la regarder s’occuper de ses cuisses. J’ai soif. Comme s’il l’avait deviné, Jeff le labrador, le chien le plus swag de toute la création, est en train de me servir un verre, qu’il me tend par-dessus le siège avec une tape amicale sur l’épaule.
— Qu’est-ce que c’est? je lui demande.
— Single malt, version millésimée, produit par la distillerie Glen Grant en 1950, répond Jeff.
— Balance-moi un peu de coca là-dedans, tu seras gentil.
— Aucun problème.
— Je vais avoir besoin de fumer aussi...
La radio diffuse Looking out my Backdoor du groupe Creedence.

Я прокручиваю в голове картину, спасающую меня от соблазна слезть с велосипеда и свернуться калачиком на асфальте перед зданием главного управления банка «Креди мютюэль». К чёрту всё это. Я за рулём красного, с белыми вставками бьюика 1957 года. Обилие хрома вызывает желание впиться зубами в дверцу... Откидной верх поднят. Температура воздуха чуть выше сезонной нормы. На заднем сидении, подобно человеку, сидит дивный золотистый ретривер и улыбается мне. Он рассказывает, что когда-то давно был собакой-поводырём, но решил попытать счастья в продаже необычных футболок через интернет. Мы слушаем радио: местное кантри с перерывами на хриплый, неторопливый голос ведущего. Приборная панель бьюика напоминает старый будильник моих родителей. Мы проезжаем Нью-Мехико. По обе стороны от меня — вереница рекламных щитов с изображением старой доброй Люси Лью, которая наносит на кожу слой увлажняющего крема. На ней белое бикини и струящаяся фланелевая рубашка. Сворачивать никуда не нужно, так что у меня достаточно времени, чтобы изучить её бедра. Хочется пить. Словно прочтя мои мысли, Джефф, самая swag собака во всей вселенной, дружески хлопнув меня по плечу, протягивает стакан через сидение.
— Что это? — спрашиваю я.
— Односолодовый виски высшего качества, 1950-й год розлива, производство «Глен Грант», — отвечает Джефф.
— Будь так любезен, разбавь колой.
— Без проблем.
— И сигарету.
Из радиоприемника льётся песня Looking my Backdoor группы Creedence.

8h02. J’essaie de cadenasser mon foutu vélo mais impossible de diffuser la moindre information avec mes mains gelées. Je laisse donc mon deux-roues à disposition dans le local désert de la société qui m’emploie depuis une semaine, en qualité de lutin postal. Mes collègues et moi vivons dans la crainte perpétuelle d’un envoi piégé. Une enveloppe contaminée au bacille de charbon, par exemple. Ou la correspondance d’un enfant déçu qui aurait affranchi sa toute dernière chiasse à notre attention. Il fait une chaleur insupportable dans l’open-space. J’ai envie de vomir. Quelqu’un me reproche d’être en retard. Sans la moindre idée de son niveau hiérarchique, je le méprise ostensiblement, par mesure de pré-caution. Je m’assois à mon poste. Une pile d’enveloppes m’attend. Je décachette la première en rotant un peu de William Peel, vous savez, le bourbon des champions. Le choc thermique provoque un long processus de distillation interne. Et voilà ce que je lis...

Время 8:02. Я пытаюсь пристегнуть сраный велик, но одеревеневшие пальцы меня не слушаются. Делать нечего, оставляю его непристегнутым на пустыре неподалеку от места, куда меня наняли неделю назад на должность почтового эльфа. Я и мои коллеги живём в постоянном страхе посылки с подвохом. Например, конверта со спорами сибирской язвы. Или очередного письма разочаровавшегося ребенка, который решил представить нашему вниманию свой последний понос. В open-space офисе невыносимая жара. Меня сейчас вырвет. Кто-то делает мне выговор за опоздание. Не имея ни малейшего понятия об уровне его должности, я демонстративно игнорирую упрёк из соображений безопасности. Сажусь за своё рабочее место. Стопка конвертов уже поджидает меня на столе. Вскрываю первый, отрыгивая немного «Уильяма Пила», ну, знаете, виски чемпионов. Резкий перепад температур приводит в действие длительный процесс внутренней перегонки алкоголя. И вот что я читаю:

Привет, Дед Мороз, как поживаешь? Ты правда существуешь? Ив говорит, что тебя нет и что это всё родители. В общем, я бы хотел Xbox с кинектом, а еще игру Spyro’s adventures, если у тебя такая есть. Ты умеешь летать? Как ты это делаешь? Как поживают твои олени? Кстати, сколько их? Я вёл себя хорошо, особенно в конце года, не считая того случая, когда я плюнул в Матео, но он первый начал. К тому же, меня выпороли, так что наказание я уже получил. Ты сможешь оживить нашего кота Усика? Он умер, потому что машина случайно его переехала. Сделаешь так, чтобы теперь он стал каштаново-белым? Целую тебя тысячу раз. Береги себя, Дедушка (если ты, конечно, существуешь...)
Жоан, пять лет и три месяца. С половиной. (Мне помогал старший брат...)

Une lettre délicate à traiter. Beaucoup de questionnements, d’ordre métaphysique et pratique. Joan rencontre visiblement des difficultés à adhérer au mythe. Ma mission, en tant qu’employé intérimaire au sein de la plateforme nationale de traitement du courrier magique, consiste à réconforter l’enfant dans un vocabulaire simple, en personnalisant autant que possible ma réponse. Cinq cent caractères d’imprimerie maximum, espaces compris. Chaque employé est supposé traiter quatre-vingt courriers par jour.

Сложно ответить на такое письмо. Множество вопросов метафизического и практического свойства. По всей видимости, Жоан столкнулся с проблемой веры в сказку. Моя задача как временного сотрудника национального центра обработки волшебной почты состоит в том, чтобы примитивным языком приободрить ребенка, персонализируя ответ, насколько это возможно. Максимум пятьсот знаков, включая пробелы. Предполагается, что каждый сотрудник отвечает на восемьдесят писем в день.

Je ne suis pas l’employé du mois. Mon plan de carrière se résume à solder ma taxe d’habitation. Kelly m’a déjà confié des missions stupides mais celle-ci figure sur ma dernière sélection pour les Césars. On nous a fourni une sorte d’argumentaire, un modèle type, dont je me suis servi pour confectionner un poulpe en origami, dès le troisième jour. Nous sommes supposés utiliser des phrases toutes faites, par exemple : «Un grand merci pour ta gentille lettre, [prénom de l’enfant]. Tu m’as trouvé en pleins préparatifs avec mes amis lutins. Le grand départ pour la distribution des cadeaux s’annonce fantastique et je ferai de mon mieux pour t’apporter tout ce que tu m’as commandé, mais ma hotte n’est pas si grande, tu sais, et il y a beaucoup d’autres enfants sur la Terre, ho ho ho!» Cette dernière onomatopée est censée faire écho au rire débonnaire du Père Noël. Je le sais parce que j’ai posé la question à mon responsable, une larve pathé-tique, soit-dit en passant. Bref, cette phrase type est une autre manière de dire que tes parents sont des travailleurs pauvres, [prénom de l’enfant], et que tu ne pourras t’offrir l’intégralité du catalogue de La Redoute que dans trente-cinq ans, si tu te débrouilles bien avec tes études de commerce, et à condition que tu ne claques pas toute ta paye en putes et cigarettes. Je m’abstiens de le préciser dans mon courrier, toutefois, par respect pour l’enfance dans sa globalité. Quoi qu’il en soit, j’ai décidé ce matin que ce serait mon dernier jour dans cette saleté de boîte. Il faut savoir s’arrêter de temps à autre, rappeler à l’assurance chômage qu’on existe, passer la main... Quand je vois le nombre de jeunes derrière moi, talentueux comme tout. Ces mecs-là ont besoin d’un avenir.

Я не лучший работник месяца. Мой карьерный план сводится к минимуму для оплаты жилищного налога. «Келли» уже назначали меня на идиотские должности, но эту я бы выдвинул в номинанты на Сезар. Нам выдали список шаблонных фраз, которому я на третий день нашёл применение, собрав оригами-осьминога. Мы должны использовать заготовленные фразы вроде: «Большое спасибо за такое чудесное письмо, [имя ребёнка]. Ты застал меня и моих друзей эльфов за усиленной подготовкой к празднику. Вылет подарков обещает быть грандиозным, и я сделаю всё возможное, чтобы привезти тебе то, что ты попросил! Но мой мешок не так уж велик, а на Земле так много детишек, хо-хо-хо!» Предполагается, что это последнее «хо-хо-хо» копирует добродушный смех Деда Мороза. Я в курсе, потому что спецтально спросил руководителя отдела. Жалкая личинка, между прочим. Короче, эти стандартные формулировки — ещё один способ сказать, что твои родители — рабочая беднота, [имя ребёнка], и что бо́льшую часть каталога «Ля редут» ты сможешь позволить себе только в тридцать пять лет и при том лишь условии, что будешь умело вести бизнес и не станешь спускать все деньги на курево и шлюх. Впрочем, я не уточняю эти детали в письме из уважения к детству в целом. Так или иначе, этим утром я решил, что сегодня будет мой последний рабочий день в мерзкой коробке. Нужно уметь останавливаться время от времени, вспоминать о существовании страхования по безработице, уступать своё место прорве молодых и талантливых, как черти, ребят в очереди позади себя. Этим парням нужно будущее.

Il ne faut surtout pas prendre les mômes pour desdemeurés monocellulaires consanguins de souche. Une majorité d’entre eux a aujourd’hui accès à Internet. Quatre-vingt-cinq pour cent des 13-15 ans se connectent au moins trois fois par semaine sur Youporn, c’est une statistique officielle et une vérité qui ne dérange personne. Comment les convaincre de fréquenter le catéchisme, dans de telles conditions? On voit bien qu’il existe un lourd décalage entre le mythe et la technologie moderne de l’information. Ma tâche, néanmoins, consiste à vendre du rêve. J’ai promis sur mon contrat de travail.

Не нужно держать детей за умственно отсталых одноклеточных, рождённых от инцеста. У большинства из них есть интернет. Восемьдесят пять процентов подростков тринадцати-пятнадцати лет заходят на Youporn по меньшей мере три раза в неделю. Это официальная статистика и факт, который никого не волнует. И вы ждете, что при таком раскладе они будут, как миленькие, посещать воскресную школу? Сразу видно, что между современными информационными технологиями и выдумками взрослых образовалась громадная пропасть. Моя задача, тем не менее, состоит в том, чтобы вешать лапшу на уши. Это я обязался делать в своем трудовом договоре.

Croyez-moi, j’ai du gros diplôme. Si je vous dis quel
diplôme j’ai, je serai obligé de vous tuer comme on dit.

Поверьте, у меня очень крутой диплом. Если я скажу, что это за диплом, мне придётся, как говорится, вас убить.

Une vingtaine d’employés s’entasse ici, de mi-décembre à Noël, dans une ambiance agrafeuse/coupe-papier/sandwich au thon. À ma gauche, une intermittente du spectacle rêve de devenir la nouvelle égérie Chanel, ou au moins de jouer dans un film d’auteur canadien, comme elle me l’a précisé un jour devant la machine à café. Ses chiffres sont excellents. Elle est très appliquée. Son poste de travail est impeccable, avec bouteille d’eau minérale et barres énergétiques en exposition permanente. Je me la ferais bien. Je ne me souviens plus exactement son prénom, cela dit. Je l’interpelle :
— Carine. Psst... Hey, Carine?
— Moi, c’est Christelle. En fait...
— Pour ce que ça change, ça te dirait de sortir fumer une clope?
— Je ne fume pas, déjà. Donc...
— Tu vapotes? Tu veux une trace de coke, vite fait, aux chiottes?
— T’as de la C?
— Je pourrais, si ça te fait plaisir. Un verre d’eau, enattendant?
— Non, allez c’est bon.
— Tu sais quoi? On a fait un briefing avec mon équipe, je peux vraiment t’avoir un rôle dans le court-métrage dont je t’ai parlé. C’est moi qui ai écrit le scénario, comme je te disais. Vachement bien torché. Très costaud. Ça ressemble aux débuts de Kubrick, tu vois?
— Connais pas, désolée.
— Tu ne sais pas qui est Stanley Kubrick?
— Ben si, j’ai entendu le nom quand même, mais bon...
Encore une comédienne qui terminera sa carrière à 24 ans (figurante en costume de soubrette dans un porno soft historique).

С середины декабря до Нового Года здесь, в атмосфере скобосшивателей/резаков для бумаги/сэндвичей с тунцом ютятся штук двадцать сотрудников. Слева от меня сидит актриса, играющая периодические роли. Сидит и мечтает стать новым лицом Шанель или, по крайней мере, получить роль в авторском кино канадского режиссёра, о чём она поведала мне однажды у кофейного автомата. Её показатели превосходны. Она очень прилежна. Её рабочее место выглядит безукоризненно, а на столе в любое время можно увидеть бутылку минеральной воды и энергетические батончики. Хотел бы я с ней переспать. Вот только не помнню точно, как там её зовут. Я щепчу ей:
— Карин. Псст... Э-эй, Карин?
— Вообще-то я Кристель...
— Не хочешь пойти покурить для разнообразия?
— Я бросила. Так что...
— Перешла на электронные? Хочешь соображу тебе дорожку кокса в сортире?
— А есть что-нибудь полегче?
— Найду, если это тебя порадует. Воды дать, пока ждёшь?
— Не стоит.
— Знаешь что? Я тут совещался со своей командой и могу достать тебе роль в той короткометражке, про которую рассказывал. Серьёзно. Сценарий, как я тебе уже говорил, написал я сам. Получилось потрясно. Мощно так. Напоминает дебютные работы Кубрика.
— Прости, мне это ни о чем не говорит.
— Ты не знаешь, кто такой Стэнли Кубрик?
— Ну, имя вроде знакомое, но...
Ещё одна актриска, которая закончит карьеру в 24 года (статисткой в костюме горничной в фильмах жанра исторической порноэротики).

Alors, comment ça avance, Michel, aujourd’hui?
— Formidable, formidable. Merci David.
David, c’est notre manager. On est censés le vénérer, ou un truc dans le genre. Qu’est-ce qu’il a dans le slip, je vous le demande. À mon avis, un BTS force de vente, maximum. Ce mec devrait être en train de me proposer un rein ou son troisième enfant contre un poste de chef de rayon. Il y a décidément quelque chose de pourri au royaume des études secondaires. S’il cherche la lutte des classes, ce mongolien, je vais lui en mettre plein la gueule.
— Essayez d’avancer un peu, Michel. OK?
— Je passe la seconde, David. Immédiatement.

— Ну, как продвигается работа, Мишель?
— Прекрасно, просто прекрасно. Спасибо, Давид.
Давид — это наш менеджер. Мы должны боготворить его или что-то в этом роде. А что у него в штанах? — спрашиваю я вас. Думаю, максимум, что там может быть — сертификат агента по продажам. Этот парень бы почку отдал или своего третьего ребёнка в обмен на должность начальника отдела. В царстве среднего образования определённо есть что-то гнилое. Если этот умственно отсталый ищет классовой борьбы, он её получит по самое не хочу.
— Постарайся чуть ускориться, Мишель. Окей?
— Уже перехожу ко второму, Давид. Немедленно.

Je suis heureux d’apprendre que tu as été bien sage, je te cite: «surtout à la fin». Il faut être sage toute l’année, mon coquin! Tu ne peux pas te contenter de faire un effort avant les fêtes, afin de t’attirer mes faveurs et faire oublier toutes les saloperies que tu auras pu commettre auparavant. Ça ne marche pas comme ça. Cela dit, je rends hommage à ton honnêteté, puisque tu confesses avoir craché sur ton camarade Matéo. Je te pardonne, fils. Moi aussi, parfois, j’ai envie de cracher à la gueule de mes lutins, qui sont de véritables traîne-savates. Je le fais parfois, pour plaisanter. Dans une entreprise comme la mienne, tu sais, la gestion du personnel est un vrai sacerdoce. Chaque année, ils réclament davantage de pauses, de nouveaux uniformes, des Chèques-Vacances, que sais-je? Par ailleurs, ils se reproduisent à un rythme effréné, pour toucher les allocations. Je pense sérieusement à délocaliser au Libéria. Tout ça pour dire que tu as eu raison de cracher sur Matéo, s’il t’avait mollardé dessus en premier. Il ne faut jamais tendre l’autre joue. Tu te ferais péter la rondelle toute ta vie, à ce petit jeu, Joan. Je te conseille des films comme Kill Bill ou Sympathy for Lady Vengeance afin d’illustrer ce propos.

À ma droite, il y a une fille que je n’avais jamais vue avant aujourd’hui. Elle remplace Arnaud, qui a tenté de mettre fin à ses jours parce qu’il n’arrivait pas à respecter les quotas. Heureusement, chez Kelly, aucun suicidaire n’est véritablement irremplaçable. Elle est jolie, cette nana. On est assez loin du label Lucy Liu mais on devine malgré tout un potentiel immense. Je ne l’ai pas encore vue debout mais je suis prêt à me porter garant pour son cul.
— Carine. Hey, psst... Carine?
— Bérénice. Salut.
— Béré... Non, tu déconnes.
— Nisse. Bérénice. Tu peux le faire. Tout le monde finit par y arriver.
— Mais enfin, qui t’a fait ça?
— Ma mère est fan de tragédie.
— Alors là, c’est réussi!
— Tu voulais quelque chose? T’as perdu ta gomme?
— Et si on se tirait d’ici, comme des princes? On monte une boîte. Ça doit pas être bien compliqué. Tu sais faire quoi, à part être belle comme le jour ? Quel est ton incroyable talent?
— La fellation, je crois.
— ...
— Je plaisante.
— Ouais ouais, bien sûr. Écoute. Moi, j’ai tellement de diplômes que ça devient franchement gênant de bosser ici. Sérieusement, j’ai dû tricher sur mon CV pour me mettre au niveau de David.
— Qui est David?
— Notre manager et demi-dieu. Tu dois l’aimer comme un père.
— OK.— Bérénice?
— Essaie de le dire sans sourire, s’il te plaît.
— Bérénice...
— Bon, laisse tomber. Quoi?
— Promets-moi que nous n’encouragerons jamais nos enfants à écrire au Père Noël. Promets-moi que nous leur diront la vérité. Ils y ont droit, je crois.
— Nos enfants?
— Polyeucte.
— ...
— Et heu... Athéna.
— Charmant...
— C’est pas évident de trouver quelque chose qui colle avec ton style, Bérénice.
— Qu’est-ce qui te faire croire que nous allons avoir des enfants ensemble?
— C’est inévitable. Avec toute cette baise qui nous attend dans les semaines qui viennent. La création d’entreprise, ça peut être très stressant. Il va falloir qu’on décompresse. Au début, on va se protéger mais je nous connais... Fatalement, tu vas tomber enceinte. Je ferai de mon mieux pour être un bon père pour Polyeucte et Athéna mais ce ne sera pas facile. J’ai eu moi-même une enfance mi-figue mi-raisin.

Справа от меня девушка, которую я прежде не видел. Она заменяет Арно: он пытался покончить с собой из-за того, что не смог выполнить норму. К счастью, у «Келли» нет незаменимых суицидников. А эта крошка ничего. До Люси Лью, конечно, далековато, но потенциал огромен. Ещё не видел её стоя, но готов ручаться: задница у неё что надо.
— Карин. Эй, псст... Карин?
— Береника. Привет.
— Бере... Да нет, ты прикалываешься.
— Ника. Береника. Давай, ты сможешь. У всех рано или поздно получается.
— Кто же так с тобой обошёлся?
— Моя мать фанатеет по трагедиям.
— Тогда это определённо успех!
— Ты что-то хотел? Ластик посеял?
— А что, если нам сбежать отсюда, как принц и принцесса? Откроем свой бизнес. Думаю, это не так уж и сложно. Что ты умеешь делать, кроме как быть прекрасной, словно рассвет? Каков твой невероятный талант?
— Минет, пожалуй.
— ...
— Шутка.
— А, да, конечно. Слушай. У меня столько дипломов, что мне, честно говоря, неловко тут батрачить. Серьёзно, мне пришлось соврать в резюме, чтобы опуститься до уровня Давида.
— Это кто?
— Наш менеджер и по совместительству полубог. Ты должна любить его как собственного отца.
— Окей.
— Береника?
— Попробуй произнести это без улыбки, пожалуйста.
— Береника...
— Забей. Что?
— Обещай, что мы никогда не будем заставлять наших детей писать Деду Морозу. Обещай, что мы расскажем им правду. Я думаю, они имеют на это право.
— Наши дети?
— Полиевкт.
— ...
— И м-м-м... Афина.
— Мило...
— Не так просто найти что-то, что будет сочетаться с твоим стилем, Береника.
— А с чего ты взял, что у нас с тобой будут дети?
— Это неизбежно. Мы будем много трахаться в ближайшие недели. Заниматься предпринимательством с нуля, наверное, довольно напряжно. Нам как-то нужно будет снимать стресс. Сначала будем предохраняться, но я-то нас знаю... Ты, хочешь не хочешь, забеременеешь. Я сделаю всё возможное, чтобы стать хорошим отцом Полиевкту и Афине, хотя это будет непросто. У меня у самого детство было средней паршивости.

Bérénice a profité de ma pause cigarette pour changer de poste. Quelle sale mentalité elles ont...

Береника воспользовалась моим перекуром, чтобы пересесть. Что за мерзкая, развращённая психология у этих...

Жоан, я знаю, что ты ничего не спрашивал по этому поводу, но позволь немного поговорить с тобой о женщинах. А конкретно — об их отсутствии. Я имею в виду... мастурбацию. Дрочку. О, это абсолютное зло, Жоан. Не знаю, что у тебя там происходит в этом плане в пять лет и три месяца, но ты не заставишь меня поверить, будто никогда об этом не думал. Я имел возможность читать Фрейда, так что давай-ка отбросим маски, ты и я. Непоправимый ущерб твоей взрослой половой жизни может нанести в том числе порнография. Не дай себе слишком скоро погрязнуть в просмотре бесплатного контента. Ты будешь кусать себе пальцы. Ты увидишь то, малыш... что тебя уничтожит. Ты больше никогда не сможешь по-настоящему полюбить. Ты рискнёшь заняться сексом только после прочтения огромного количества справочного материала. Нельзя начинать слушать цыганский джаз, если тебя ещё не пробирали до дрожи песни Тонтона Давида. Тебе нужно просто испытать удачу, как будто бы нет никакого «завтра». Кроме того, завтрашний день — штука мимолётная. Сейчас это может показаться тебе невероятным, но, поверь мне, очень печально сознавать, что завтра никуда тебя не приводит, день за днём, день за днём. Если будешь слишком много думать об этом, свихнёшься. Я предрекаю тебе мрачное будущее и жизнь на таблетках, если ты будешь продолжать думать, что завтра принесёт тебе удовлетворение. Да, это ужасно, но реальность не делает подарков оптимистам вроде тебя. Это я пишу из-за твоего вопроса про Усика, на который я, кажется, ответил с предельной ясностью. Так, о чём это я? Не знаю... Одним словом, это одна нескончаемая война. Если тебе плюют в лицо, ты должен отвечать как мужчина. Приятно видеть, что ты не по годам сознателен. Это меня в тебе восхищает. Ладно, можешь рассчитывать на меня относительно Xbox и Spyro’s Adventures. Как говорится, это подарок. Рад был поговорить с тобой, Жоан. Не дрочи слишком часто и держись подальше от видеоигр. Это две напасти, с которыми тебе придётся бороться. Ты убьёшь уйму времени, если поддашься на эти дьявольские искушения. Будь сильным. Сдерживай себя. Если ты выйдешь из этой битвы победителем, ты сможешь справиться с чем угодно. Ты станешь титаном. Возможно, Жан-Клодом Ван Даммом своего поколения. Будущее принадлежит умеренным онанистам и шахматистам, понимаешь? Это очень просто и ужасно сложно одновременно. Крепко тебя обнимаю.

Твой друг, Дед Мороз

— Bon, vous vous en sortez Michel?
Cette nouvelle interruption dans mon labeur quotidien est le fait de mon supérieur hiérarchique direct, pour ne pas dire vénérable. Il se la joue cool et busy, déambulant sans fatigue entre nos postes de travail, suggérant une virgule par-ci, un «ho, ho, ho» par-là, administrant une tape sur l’épaule de ses collaborateurs les plus dévoués. Je le tuerais volontiers à mains nues, ce mec.
— Michel! On s’en sort ou on roupille?
— Je m’appelle Hervé.
— Hervé? Je vous ai toujours appelé Michel, moi.
— Au temps pour moi. C’est vous qui avez raison. Je suis Michel.
— ...
— J’y arrive jamais avec les prénoms, en fait. Carine, Christelle, Bérénice, Michel, Hervé, David... Tout se mélange. Athéna... Vous voyez?Voilà de quoi le déstabiliser un instant.
— Bon. Est-ce que vous vous en sortez? On respecte les quotas?
Sur mon bureau, une pile de lettres d’environ un mètre menace de m’engloutir à tout jamais. Impossible de ne pas penser à ce cher Gaston Lagaffe. Faut-il vraiment qu’il soit demeuré pour poser cette question.
— Ho ho ho, mais oui, j’avance fort. J’étais justement en train de conclure ma première lettre. Je lui balance ça avec un enthousiasme presque obscène. Il se gratte nerveusement la nuque. Ma main droite se rapproche d’une paire de ciseaux à bouts ronds, tandis qu’il m’est soudain impossible de quitter sa veine jugulaire des yeux. Sa tête oscille de droite à gauche en de brefs mouvements compulsifs.
— C’est une plaisanterie ou quoi ? Vous vous foutez de moi? Nous traitons ici pas moins de quinze mille courriers par semaine. Vous comprenez? Cela nécessite un rendement moyen de...
Je le laisse déjanter seul, le temps de me représentermentalement un ours sur un monocycle. L’animal sedébrouille correctement sur sa monture absurde, dévalant une colline verdoyante et dévalisant au passage quelques ruches à sa portée. Il se pourlèche allègrement. Soudain, sa roue bute sur un nid de taupe et l’ours fait un saut périlleux avant. L’ours traverse alors la fenêtre d’une cabane de trappeur et s’écroule sur une chaise, devant une table dressée pour le petit déjeuner. Face à lui, un chasseur québécois mesurant six pieds de haut tartine sa biscotte avec application. L’homme et l’animal se dévisagent dans une tension palpable. L’homme a un mouvement vers son fusil de chasse, appuyé contre un tas de bois. C’est alors que l’ours dégaine un...
— Michel? Vous comptez vous y mettre ou non?
— Mais oui, bien entendu. Je suis à fond. Ce qui se passe, c’est que je bute sur un cas complexe. Joan confond le Père Noël et la métempsychose. C’est grave. Sans compter qu’il projette des crachats sur ses camarades de classe. J’peux pas traiter ça par-dessus la jambe...
La larve se penche alors au-dessus de moi, très lentement. Toute trace de convivialité a maintenant disparu de sa voix. Il murmure à mon oreille :
— Écoute-moi bien, sale petit branleur. Tu as exactement trois minutes pour expédier ce pli. Passé ce délai, je te fais virer sur-le-champ. On se comprend, Michel/Hervé?
Je n’avais pas vu briller l’étoile de shérif sur le pan de sa chemise H&M. J’en suis tout bouleversé, si bien que je lâche les ciseaux, froisse le torchon sur lequel je travaille depuis quatre bonnes heures, attrape une copie vierge et commence à rédiger, de ma plus belle écriture à paillettes :

— Ну, как там у нас дела, Мишель?
Этот очередной перебой в моей повседневной работе — дело рук моего непосредственного, если не сказать преподобного, начальника. Он строит из себя такого cool и busy, без устали прохаживаясь между нашими рабочими местами, подсказывая запятую тут, «хо-хо-хо» там и хлопая по плечу самых фанатичных сотрудников. Охотно придушил бы этого типа голыми руками.
— Мишель, мы работаем или дрыхнем?
— Я Эрве.
— Эрве? Я всегда называл вас Мишелем.
— Нет-нет, я ошибся. Вы правы. Меня зовут Мишель.
— ...
— Всегда путаюсь в именах. Карин, Кристель, Береника, Мишель, Эрве, Давид... Всё смешалось. Афина... Видите?
На миг это приводит его в замешательство.
— Хорошо. Вы справляетесь? В норму укладываетесь?
На моём столе покоится гора писем высотой около метра, грозясь поглотить меня навечно. Невозможно не вспомнить нашего дорогого Гастона Лагаффа. Неужели он остался, чтобы задать этот вопрос?
— Хо-хо-хо, конечно, я делаю большой прогресс. Как раз заканчиваю первое письмо.
Я заявляю ему это с почти неприличным воодушевлением. Он нервно чешет в затылке. Моя правая рука тянется к ножницам с круглыми концами, в то время как взгляд прикован к ярёмной вене на его шее. Его голова покачивается из стороны в сторону короткими компульсивными движениями.
— Это что, шутка?! Вы издеваетесь? Мы тут за неделю не менее пятнадцати тысяч писем обрабатываем. Понимаете? Это требует средних показателей...
Я оставляю его сходить с ума в одиночестве, мысленно представив медведя на одноколёсном велосипеде. Он отлично держится в седле своего нелепого транспортного средства, мчась вниз по зелёному косогору и обчищая по пути попавшие под лапу ульи. Зверь довольно облизывается. Внезапно колесо спотыкается на кротовой норе и медведь кубарем летит вперёд. Он влетает в окно охотничьей хижины и с грохотом обрушивается на стул у накрытого к завтраку стола. Прямо напротив него — охотник шесть футов росту. Сидит и старательно намазывает маслом гренок. Человек и зверь смотрят друг на друга в напряжении. Человек делает движение к ружью, прислонённому к поленнице. И тогда медведь вынимает...
— Мишель? Вы собираетесь заняться делом или нет?
— Да, конечно. Я работаю изо всех сил. Но у меня тут тяжёлый случай. Жоан смешал в одну кучу Деда Мороза и переселение душ. Это серьёзно. Не говоря уже о том, что он плюётся в своих одноклассников. Не могу же я отвечать на его письмо абы как...
Тогда личинка очень медленно наклоняется ко мне. В его голосе ни следа прежней благосклонности. Он шепчет мне на ухо:
— Слушай меня внимательно, грязный мелкий паразит. У тебя ровно три минуты, чтобы закончить это письмо. По истечении этого срока ты тотчас вылетишь отсюда. Мы поняли друг друга, Мишель/Эрве?
Что-то я не видел блестящего значка шерифа на его рубашке из H&M. Совершенно подавленный, я кладу назад ножницы, сминаю свою писанину, над которой корпел битых четыре часа, беру чистый бланк и начинаю выводить своим самым красивым почерком:

Je tends ma copie en pensant à ma taxe d’habitation, ainsi qu’aux arriérés de facture EDF qui décorent mon réfrigérateur acheté à crédit. La larve ne saisit même pas la lettre, elle dit:
— Ajoutez un «ho, ho, ho» quelque part.
— Bonne idée, David.
Je m’exécute, glisse le courrier dans une enveloppeaffranchie, scelle le pli et colle l’étiquette imprimée à l’adresse du jeune destinataire. Ensuite, je me lève, attrape ma veste, enfile ma veste, que je boutonne très lentement sous le regard ahuri de notre justicier ordinaire. Quand je suis tout à fait prêt à affronter la rigueur de l’hiver et du surendettement, je dis à la larve :
— Va bien te faire enculer, Julien.
— Je ne m’appelle pas Julien.
— Va bien te faire péter la rondelle quand même.
Quittant l’open-space comme un prince, je jette un dernier coup d’œil à Carine/Christelle, qui n’en revient pas, sa bouteille d’Evian à mi-chemin de sa bouche de suceuse de nœuds.
— Suis-moi ou crève, je lui lance.
— Qui? Moi?, elle répond.
Je pars seul, évidemment.

Я протягиваю свою рукопись, думая о жилищном налоге и о просроченных счетах за электричество, что украшают мой холодильник, купленный в кредит. Личинка даже на смотрит на письмо. Она говорит:
— Добавь где-нибудь «хо-хо-хо».
— Отличная идея, Давид.
Я повинуюсь, вкладываю письмо в конверт, заклеиваю его и прикрепляю распечатанную этикетку с адресом юного получателя. Затем я встаю, беру пиджак, натягиваю его на себя и неспеша застёгиваю на все пуговицы под ошалелым взглядом нашего неизменного поборника справедливости. Готовый встретиться лицом к лицу с суровой зимой и долговым бременем, я говорю личинке:
— Пошёл ты нахер, Жюльен.
— Я не Жюльен.
— Да мне плевать. Иди в жопу.
Покидая open-space словно принц, я бросаю последний взгляд на Карин/Кристель. Она не оборачивается. Бутылка «Эвиан» на полпути к её рту любительницы пососать члены.
— Следуй за мной или умри, — бросаю я ей.
— Кто? Я? — отвечает она.
Удаляюсь я, разумеется, в одиночестве.